Анатолий ИткинАнатолий Зиновьевич Иткин родился 28 января 1931 года в Москве, в Москве же окончил художественную школу (в 1950 году), после чего поступил на графический факультет Московского художественного института имени Сурикова.
Еще до окончяния института начал работать художником-иллюстратором в московских издательствах («Детская литература», «Малыш», «Советская Россия» и прочих).
Вот что рассказывает об Анатолии Иткине художник Ника Гольц:
Я наблюдала, как он делал иллюстрации к Жюлю Верну. Анатолий Иткин удивительно как-то вникает именно в того автора, именно в ту книгу, которую иллюстрирует в данный момент. Вот это именно Жюль Верн и больше это никто не может быть. Толя решил переделать картинку, потому что ему не нравилась фигура на переднем плане, сзади там был подплывающий корабль. Он был маленький-маленький. И я говорю: «Ты же можешь переделать — смыть переднюю фигуру и сделать новую». «Нет! Потому что вот там — кораблик, а теперь я хочу, чтобы он не уплывал, а подплывал». Я говорю: «Ну, какая разница — ну, парус, ну и всё». «Нет! Совершенно другая оснастка! У него же там поднят какой-то бом-брамс…, а он должен быть опущен». Ну, в общем, он знает все. И мне кажется, что это не дотошность какая-то мелкая, а это, наоборот, очень большая культура. Что касается культуры вообще, Анатолий Зиновьевич ею пропитан до мозга костей. И вкус, и культура — это его очень высокие качества. Но вот что меня всегда поражало — какая-то его ответственность, что ли. Он не может сделать плохо, он не может сделать небрежно, он не может сделать «чего изволите».
Всего Иткин проиллюстрировал более двух сотен произведений русской и мировой литературы. В 1998 году ему присвоено звание Заслуженного художника России.
Кстати, в интернете вы можете найти и купить книгу с этими иллюстрациями (там еще и «Роковые яйца» заодно, тоже иллюстрированные).
– А в третью квартиру жилтоварищей вселили.
Важный песий благотворитель круто обернулся на ступеньке и в ужасе спросил:
– Ну-у?
Дверь пропустила особенных посетителей. Их было сразу четверо. Все молодые люди, и все одеты очень скромно.
«Ошейник – все равно, что портфель», – сострил мысленно пес.
3убы Филиппа Филипповича сжались, глазки приобрели остренький колючий блеск, и, взмахнув ножичком, он метко и длинно протянул по животу Шарика рану.
Тетрадь доктора Борменталя. В тетради какие-то схематические рисунки, по всем признакам изображающие превращение.
В разбитом окне под потолком показалась и высунулась в кухню физиономия Полиграфа Полиграфовича. Она была перекошена, глаза плаксивы, а вдоль носа тянулась, пламенея от свежей крови, царапина.
– Еда, Иван Арнольдович, штука хитрая. Есть нужно уметь, и, представьте себе, большинство людей вовсе этого не умеет. Нужно не только знать, что съесть, но и когда и как. (Филипп Филиппович многозначительно потряс ложкой.) И что при этом говорить. Да-с. Если вы заботитесь о своем пищеварении, вот добрый совет – не говорите за обедом о большевизме и о медицине. И, боже вас сохрани, не читайте до обеда советских газет.
Шариков, шатаясь и прилипая к шубам, бормотал насчет того, что личности ему неизвестны, но что они не сукины сыны какие-нибудь, а хорошие.
– Я с ней расписываюсь, это наша машинистка, жить со мной будет. Борменталя надо будет выселить из приемной, у него своя квартира есть, – крайне неприязненно и хмуро пояснил Шариков.
Когда Борменталь вернулся и посвистел, за ним из двери кабинета выскочил пес странного качества. Пятнами он был лыс, пятнами на нем отрастала шерсть. Вышел он, как ученый циркач, на задних лапах, потом опустился на все четыре и осмотрелся.
Черный человек внезапно побледнел, уронил портфель и стал падать на бок, милицейский подхватил его сбоку, а Федор сзади. Произошла суматоха.
И в заключение – портрет самого Булгакова
